В настоящее время мы переживаем тот отрадный момент народной жизни, когда самосознание наше быстро растет и развивается. Изучение памятников старины нашей много подвинулось вперед, и чествование замечательных русских людей становится одним из нередких, отрадных явлений нашей общественной жизни. Так, торжественно был отпразднован всею Россиею 900-летний юбилей крещения России, 500-летие памяти преп. Серия Радонежского, в настоящее же время отпраздновано Ярославским краем и Москвою двухсотлетие прибытия св. Димитрия на ростовскую кафедру, юбилей Суворова, Пушкина, Гоголя, Жуковского и др. многие. Памяти канонизованных святых справляются торжественно, некоторых же – всею Россиею. Но кроме канонизованных святых, число коих величественно – более трехсот, есть у нас особый великий числом свыше не одной тысячи лиц: сонм мужей и жен – отечественных подвижников и подвижниц благочестия, называемых часто «неканонизованными святыми». Заслуга их пред Россиею велика: одни из них были венценосцы, своими царственными трудами ковавшие величие родины, напр. Димитрий Донской; другие святители: Симеон Смоленский, Трифон Ростовский; иные: преподобные мужи и жены: Амвросий Оптинский, Серафим Саровский, Максим Грек; юродивые: Ксения на Смоленском – в С.-Петербурге, праведные иереи: Иоанн Елецкий, Петр Черевковский и мн. др. Особенно богат такими славными сынами прошлый XIX век, давший очень много и до 1903 г. пр. С. Сар. подвижников и подвижниц благочестия из всех слоев общества – преимущественно из простого народа. Все эти мужи и жены были, поистине, строителями Русской земли – продолжателями дел предков. К этому сонму до 1896 г. принадлежал и св. Феодосий Черниговский. Многие из них и жизнь свою запечатлели страданием за Христа и родину. А обильные чудеса, источаемые многими из них, сколько врачуют недугов и душевно обновляют ― и передать невозможно. Народ наш глубоко чтит память их, посещает их могилы, украшает их по силе своего разумения, назидается уроками из жизни их. Но к сожалению ― это чествование носит характер случайный, робкое не везде и не всегда одинаково−правильное, часто обходимое другими слоями общества с пренебрежением, недоверием, порицанием; иногда и духовная власть несочувственно относится к нему из доброго опасения не впасть в потворство суеверию. Между тем, если присмотреться к этому явлению безпристрастно на основании данных истории, вникнуть в народную психологию, вдуматься, то выяснится, что это чествование непротивно учению нашей Церкви, далеко оно от суеверия, величаво по своей простоте и задушевности, благотворно в развитии нашего народа в духе православия и строго национальном. Об этом мы и скажем здесь несколько слов.
I. Почитание мест погребения подвижников благочестия
Народное почитание памяти подвижника благочестия или подвижницы прежде всего выражается в отношении народа к месту его погрeбeния. Умирает муж святой жизни. Проходит несколько лет. Возникает над гробом часовенка, куда и приходят верующие помолиться. Вскоре над местом погребения устраивается надгробие: место огораживается решеточкой или только отмечается устройством сруба в виде гроба-раки, которая покрывается пеленами, платочками с вышитыми или нашитыми на них крестами. И в этом случае народ в лице ли иноков, если подвижник бывает основателем обители, или приходское духовенство и прихожане, если это был праведный человек, не носивший сана, делает, лишь то же самое, что делается обыкновенно родственниками по близким родным: отмечается место их погребения в предупреждение забвения его. Только, вместо плит, мраморных досок с резными, золотыми надписями народ приносит посильное ему украшение: труды ручной работы своих жен, дочерей, матерей. Вместо тысячных мавзолеев он устраивает лишь простой деревянный амбарчик с крестом на крыше. Что имеет, то и приносит. Затем могила украшается тем, что полагается на ней образ, один, два и много, много потом наносят простые люди этих образков. Что касается вида надгробий или рак, то здесь пока мы видим полное отсутствие единства. В одном месте стоит только крест, как например, на могиле юродивого Ивана Босо-Киевского, в другом устроена настоящая рака деревянная, напр. в Соловецком монастыре над могилой иеросхимонаха Иисуса. В третьем мраморный памятничек, напр. было над гробом преп. Серафима Саровского. А то и просто одна плита. Самый лучший и соответственный делу вид имеют надгробия: в Сергиевой лавре над могилами святителей Филарета и Иннокентия московских и блаженной Ксении в С.-Петербурге, на Смоленском кладбище. Все эти три надгробия над могилами двух великих святителей и одной блаженной ради Христа юродивой имеют вид не ящиков-рак (что наводит на мысль, что в них заключены останки кого-либо), а нераздельных с полом возвышений – продолговатых, четырехугольных, служащих подставкой для плиты с надписью. На самой гробнице крест и надпись о поминовении погребенного, обычно цвета белого, который особенно приличествует в этом случае, напоминая о чистоте жизни почившего.
Что же касается обычая украшать гробницы подвижников благочестия иконами, то этот обычай имеет глубокое психологическое значение и смысл. Нередко и на обычной могиле ставят, кроме креста, еще икону, а на могилах лиц святой жизни их бывает помногу. Крест ставят на могиле христианина в знак его веры в Христа Спасителя мира и надежды на спасение крестом Христовым. Присутствие же иконы Спасителя, Божией Матери или кого-либо из святых служит выражением надежды близких усопшего, что он находится под незримым осенением тех лиц, кто изображены на иконе и кого он чтил при жизни своей. Вместе с этим при поставлении иконы нередко имеют в виду и то, чтобы, приходя помолиться на родную могилку, можно было видеть и лик того неземного помощника, которому мы молимся походатайствовать об упокоении души почившего. Могила же чтимого подвижника становится родною многим; многие питают веру, что почивший имеет дерзновение к Богу, вчинен в лик святых и вместе с ними молится за нас. Потому многие и приносят маленькие образа на его могилку, и обилие образков служит видимым выражением веры и надежды их на молитвенное осенение почившего с небесных высот от святых. Как пчелки, привлекаемые приятным ароматом цветка, летят к нему и, собирая сладкий сок, радостно жужжат и вьются около него, – так и верующие стекаются к могилке почившего подвижника; здесь усерднее льется молитва, ум легче отрешается от земного; возносится горе, тихнут скорби и печали: то незримо за нас и с нами молится почивший, о котором возносим молитву. Воспоминание же о самоотверженной святой жизни его еще больше возбуждает молитвенный дух, а память о перенесенных им скорбях укрепляет и наш дух при терпении скорбей. Есть уже и в том присутствие силы неземной, чудесной, что верующих как-то невольно влечет к могиле почившего, хочется помолиться о нем и у ней, а помолишься – как-то легче станет на душе, отраднее. И это уже первое доказательство святости погребенного, когда могила его, неведомого, незримого миру и не прославляемого миром человека, влечет к себе многих и многих и будит молитвенный дух. Есть еще обычай: брать землю с могилы подвижника и масло из лампадки от его гроба. Это добрый чистый обычай, непротивный христианскому учению. Не комочек земли, не капельку маслица чтит русский человек, не боготворит он их, нет: народ верит, что по молитвенному предстательству почившего Господь и чрез земные посредства, соприкосновенные с гробом подвижника, дарует Свою благодать, немощная врачующую и оскудевающия силы восполняющую. Врачей мало, лекарств тоже, – вот простой народ и ищет помощи свыше. Ужели же и это у бедного человека мы дерзнем отнять во имя культуры, просвещения, прогресса и многого, что громко на слух, но холодно, жестко для сердца?.. У нас много говорят о необходимости развития и расширения врачебной сети, но пока это еще только слова... Приходится слышать нередко: хождение на могилу подвижника что-то неправославное, грубое, носит характер идолопоклонства. Но такое суждение ошибочно. Не землю, не кости погребенного человека чтит наш народ, ходя на могилу чтимого подвижника, нет: он чтит в этом паломничестве Бога, прославляющего верных Своих рабов. Он чтит могилу, как мы чтим, как памятку, ту или другую вещь, оставшуюся нам от умерших дорогих родных, освященную для нас их употреблением. Он не боготворит самое тело почившего, как кумир, но благоговеет пред ним, как сосудом, который освящала Божия благодать, преподававшаяся ему в таинствах причащения, крещения, миропомазания и других при его жизни. Он чтит это, преданное земле, тело, как скинию, в которой обитал дух чистый, правдивый, скинию, имеющую воскреснуть, притом нередко источающую и дивные врачевания.
II. Почитание изображений подвижника благочестия
Наряду с иконами при могилах подвижников благочестия нередко бывают и изображения их самих. В одних местах, особенно при гробах древнейших праведных мужей, эти изображения находятся на их раках, написанные в рост, кроме того, в виде настоящих икон, и пред ними ставятся свечи. В других местах – просто изображения в виде портретов. Конечно, если подвижник еще не причтен к лику святых, то образу его не надлежит быть чтиму, как иконе, ибо честь, воздаваемая образу, на первообразное восходит. А так как подвижник не канонизован, то ему не надлежит чествование как святому – чрез чествование его образа. Поэтому вполне справедливо, когда духовная власть отбирает образа неканонизованных святых во избежание их почитания. Но ― заключать отсюда, как некоторые думают, что совсем не должно быть изображений подвижников при их могилах – несправедливо. Ведь мы имеем обычай, и нередкость встретить это, полагать карточки умерших при их надгробиях: в венках врезанные в самые памятники, прямо на стенках мавзолея, – в рамке. И это естественно: всякому понятно желание чаще видеть пред собой черты лица дорогого усопшего, особенно при молитве за него Богу. То же естественное чувство руководит и простым народом, когда он стремится воспроизвести черты дорогого для него подвижника в красках и этим изображением украшает станку часовенки. Как часто в минуту скорби дитя лобызает бездушную карточку своей покойной мамы, муж – портрет дорогой умершей супруги, и никому не придет в голову видеть тут какое-либо идолопоклонство. А если бедный мужичок с благоговением в минуту духовного просветления приникнет устами к изображению чтимого мужа – уже слышится вопль: это – безобразие, какое-то поклонение...
Надобно только упорядочить это явление, – дать для него соответствующую форму. А форма эта уже готова, она созидалась веками. Вот как можно было бы устраивать изображения подвижников при их могилах. На гробнице можно полагать изображение только около главы подвижника, на изображении не надо делать сияния, венца, что присвоено изображениям только святых. Около же раки хорошо иметь другое изображение, в рост: большое или маленькое – все равно. Можно иметь его в двух видах: или как портрет, или как икону. Иметь изображение подвижника, как портрет, для народа не удовлетворительно и малополезно. Много приятнее для народа иметь изображение его иконное, не как икону его, а иконное изображение.
Не надо писать икону подвижника, как святого. Надо только изобразить его в молении пред Спасителем или Божией Матерью – на образе. Мы изображаем на образах Покрова Божией Матери многих людей не святых, на иконе великомученика Георгия – лошадь, с преп. Герасимом Иорданским – льва и т.д., и никто этого не зазирает. Встарину нередкость иконы с изображением на них в молении пред крестом патр. Никона и царя Алексея Михайловича. Подобно этому уместно изображать и чтимых подвижников, без сияния над главою их, в молении пред образом. Если к такому образу и свечечку поставит мужичек и тем воздаст честь чтимому мужу, то не будет преступно: ведь свет Христов просвещает и освящает всякого человека – жившего в мире, особенно праведника... И свет свечечки будет лишь выразителем этой мысли... Большинство икон древних наших святых есть иконы – в молении... Когда можно, народ привык брать изображения подвижников в домы и ими украшать свою лачужку, приклеивая их подле икон. Приближая изображения подвижников и портреты Государя и его семейства к иконам, народ этим самым выражает только свое почтение и веру в близость этих лиц к Богу, большую, чем их самих. И этот добрый обычай безусловно заслуживает самой твердой поддержки. Чем больше будет народ украшать свои лачужки ликами сих мужей, тем выше будет его нравственное состояние: вид мужа или жены святой жизни чаще и чаще будет напоминать ему о жизни по Боге, праведной, мирной, чистой.
III. Народная лепта к гробам подвижников
Народ не только чтит могилы подвижников и украшает их иконами и пеленами, – он еще приносит сюда и свою лепту. Эти приношения разнообразны. Вот виды этого дара: масло для лампад, свечи, деньги, скот, шкуры звериные, хлеб. Приносят масло для лампад, восковые свечи и желают, чтобы их дар сгорал пред гробницей. Желание доброе и оно удовлетворяется чрез возжжение принесенного пред образом у гробницы. Что касается, в частности, восковых свеч, то в данном случае необходимо внести в это дело однообразие – по примеру Троице-Сергиевой лавры. Там пред могилами преосвященных Филарета и Иннокентия устроен канунник-столик поминальный панихидный, с распятием и многими пред ним ячейками для вставления свеч. Свеча пред образом канонизованного святого служит выражением нашей веры, что Божий избранник блаженствует в свете неизреченном у Бога на небесах, и нашей к нему молитвы. Свеча же, ставимая нами пред крестом на помин души усопшего, знаменует нашу надежду, что Господь, Своими крестными страданиями искупивший от вечного осуждения, помилует и усопшего и сподобит его светлых селений рая, и молитву о том. Ту же мысль имеет и поселянин, принося свечечку к гробу подвижника. Ее то и надобно выразить понятным для простеца образом.
Далее – к гробам подвижников народ несет и свою лепту: кладет на гроб, к гробу, под гроб копеечки свои трудовые. Ту же трудовую копеечку несет он и полагает и на плащаницу... Многие этим обычаем возмущаются. Нам приходилось видать и таких молодых иереев, которые с гневом низвергали эти копеечки, напр., с плащаницы, говоря: «Господь ведь ниспроверг столы продавцов и менял в Иерусалимском храме, а вы как смеете сюда класть деньги»... Народ безмолвствовал, а местами у старушки точилась слезинка при виде падения последней, ею положенной, копеечки. То была добрая ревность, но не по разуму. Говорят: безобразие – у каждой раки кружка, сбор. Между тем, если вникнуть, то окажется, что никакого безобразия тут нет. Откуда начался обычай полагать на плащаницу и раки деньги, сказать определенного нельзя. Но психологически выяснить это явление нетрудно. Народ знал, что Спаситель не отказывал в приеме лепты на бедных, и один ученик Его был «вметаемое» носящим. Подвижникам же народ всегда подавал лепту, и этой лептой многие, особенно юродивые, и питались. Эту же лепту народ несет им и после их смерти. Как у ног Апостольских верующие полагали свои имения, так народ, полагая скудную лепту на плащаницу, как бы приносит свою лепту и передает в руки Самого Господа, – полагая же на могиле подвижника, передает ему как бы живому. Вот глубокий смысл полагания копеечек к ракам чтимых людей. Полагают деньги с несколькими назначениями. Одна копеечка кладется на свечечку, другая на маслице, третья на украшение раки, храма, а то и так, куда Господь ее направит... Поэтому мудро делается в тех местах, где не вооружаются против этого обычая, а только упорядочивают его.
В некоторых местах устраиваются кружки, которые ставятся не вдали где-либо на стене, не затушевываются, а народ все-таки деньги полагает по-прежнему. В других эти кружки устраиваются уже при подножии плащаницы или раки, когда и где что есть. И – народ копеечек уже не кладет на самых священных изображениях. Хорошо при этом устраивать при могиле подвижника не одну кружку, а три: на свечи и масло, на украшение места погребения его, на украшение местного храма. Тогда народ точнее будет выражать свои желания и направлять лепту по влечению сердца своего. Иногда народ жертвует скотинку, хлеб, овощи, шкуры и другие предметы своих трудов к гробу подвижника, которые потом сообразно назначению жертвователей продаются и обращаются на деньги с тем или иным назначением. После сказанного о значении денежных приношений – понятен, полагаем, смысл и этой жертвы...
IV. Отношение церковной и гражданской власти к местам погребения подвижников благочестия
Духовная и гражданская власть к местам погребения подвижников благочестия обычно относится одинаково – осторожно. Когда достоверно известно место погребения праведного мужа, то поминание панихидами не возбраняется, когда известно о святой жизни почивающего. Когда же неизвестен чтимый, производимо бывало дознание: есть ли кто погребенный. Так, по сообщению высокопреосвященного Димитрия, архиепископа Тверского, в 1881 году было разрыто место предполагаемого тут подвижника Пахомия Задонского. И когда ничего не было найдено, почитание прекратилось само собою. Замечателен в данном случае образ действия гражданского начальства. Первый представитель власти, исправник, велел на чтимое место погребения свозить нечистоты для прекращения почитания погребенного. «Второй же, губернатор г. Богданович, поступил иначе. Отслужена была панихида. Народу было дозволено стоять с свечами и самому раскапывать могилу. Народ в тихом, терпеливо выжидательном настроении начал предоставленную ему работу с того пункта, где брали землю и служили панихиды. Рыли долго, многие стояли со свечами. Дорылись наконец до грунтового пласта, но не нашли не только гроба, но даже и признаков какого-либо погребения здесь. Народ воочию убедился в ошибочности своего поклонения» (Димитрий, Месяцеслов, – май, изд. 1889 г., 66−67 стр.). Насколько первый поступил грубо, нетактично и ничего не достиг, настолько второй поступил умно, правдиво и достиг доброго результата. Относительно сего вообще практика церковной власти такова. Когда чтится древний подвижник: основатель обители, приходской священник, юродивый, место погребения которого давно ведомо, власть полагается на предание и не возбраняет устройство надгробия над предлагаемым местом погребения. Равно – когда чтится новый благочестивой жизни человек, который был ведом еще недавно жившим и даже живущим. Случаи разбора надгробий над могилами подвижников бывали, но редко. Так были разбираемы надгробия над преп. Иосифом Заоникиевским, над некоторыми тверскими подвижниками. Но эти меры были предпринимаемы для избежания строго церковного их почитания. Однако они вызывали сильное неудовольствие (см. наприм. у преосв. Димитрия под днем памяти Савватия Тверск.) и впредь нежелательны. Почти везде память неканонизованных святых чтится панихидами. Бывали случаи, как напр., в Тверской епархии (см. у преосвящ. Димитрия о памяти Тверских Савватия, Саввы, Варсонофия и др.), в Вологодской (вместо пр. Кирилла Вельского служат молебны св. Кириллу Иерусалимскому, и др.), когда, вместо панихид, служат молебны тезоименитым святым. Но это,безусловно, неправильно и подлежит искоренению.
V. Местно-народное и церковное чествование подвижников в дни их памяти и пределы такого чествования
Особенно торжественно совершается, если подвижник не забыт, память его в день его преставления или в день тезоименитства. Примерным характером отличается празднование памяти блаж. Ксении на Смоленском кладбище в С.-Петербурге. Накануне совершается заупокойное всенощное бдение – парастас правится. В день самой памяти (тезоименитства 24 января) совершается соборная заупокойная литургия по рабе Божией Ксении блаженной, после литургии соборная панихида на могиле блаженной. И затем уже идет отправление панихид, заказываемых посетителями. В других случаях – служится только после обедни панихида. Иногда же, к прискорбию, – подвижник совсем забыт. Обычно же, кроме дней памяти, подвижник чтится народом, кроме домашней молитвы, еще тем, что по временам служат по нем панихиды и поминают его на проскомидии. Одного подвижника чтут на большом расстоянии, другого в меньшей области. Но такового чествования, чтобы имена подвижников были вносимы во все синодики данной епархии и поминались на всех поминальных богослужениях – нет еще пока, хотя пример такового был подан святейшим патриархом Гермогеном.
В 1592-м году Казанский митрополит Гермоген (последующий патриарх) представлял патр. Иову, что казанские мученики – Иоанн (русский из Нижнего Новгорода, пострадавший в плену у татар 24 января 1529-го года), Стефан и Петр (крещеные татары, потерпевшие смерть за веру от своих прежних единоверцев) «в большом синодике, иже чтется в неделю православия, до дне сего не написаны и память их вечная не поется и в синодиках в литейном и повсядневном не написаны-ж», и просил от патриарха указа. На основании полученного от патриарха указа, которого мы не имеем в руках, «мученикам Иоанну, Стефану и Петру память учинена (была) генваря в 24 день, на память святыя Ксении, безпереводно с собором митрополиту панихида и обедня служити самому, тако-ж и по всем церквам святым и по монастырям и по мирским написати их и поминати и на литиях и на обеднях» (см. Сборник древностей Казанской епархии Платона Любарского, изданный «Правосл. Собеседником» в 1868-м году, стр. 67). Из только что переданного нами следует заключение: казанские мученики имели быть местно «почитаемы» усопшими, если же в Казани решено было внести местно почитаемых усопших в синодик недели православия и в синодики или помянники литийный (читавшийся на ежедневных заупокойных литиях) и повседневный (читавшийся ежедневно на проскомидиях и вообще литургиях), то можно думать, что так же было и в других епархиях (См. у Голубинского в его истории канониз. святых, 233−234 стр.).
При чтении этого известия о священной ревности страдальца за истину патриарха Гермогена невольно приходит на мысль: как было бы хорошо, как достойно памяти праведных мужей, достойно нас – благодарных потомков, благотворно для воспитания юных поколений, если бы подвижники каждой епархии так чтились, как установил чтить патриарх Гермоген казанских мучеников – сам впоследствии мученик... Молитва, которую бы возносили за них мы, не осталась бы втуне: как вода, испаряемая теплом, восходя в облака, в минуты засухи снова изливается благотворным дождем, – так и эта молитва привлекла бы сугубую любовь и молитву тех многих мужей и жен, о ком мы молились бы, и многих бы устроила в те же небесные селения, где они ныне блаженствуют...
VI. Подвижники и подвижницы благочестия в нашей печати
С каждым годом подвижники благочестия все больше и больше становятся известными русскому народу. В этом деле большое значение имеет наша печать. Сведения о них встречаются: в календарях, периодических изданиях, отдельных сочинениях и листках. В календарях сообщаются только дни памяти их, и притом указываются дни памяти древнейших подвижников – наряду со святыми. О новых почти ничего не сообщается. В календарных известиях о подвижниках благочестия необходимы исправления. Так, необходимо: не смешивать подвижников или неканонизованных с канонизованными святыми, и сообщать дни памяти всех и новейших подвижников. Это необходимо, ибо много есть добрых и благочестивых людей – истинных почитателей их памяти, и лишать их утешения знать, когда и какому подвижнику память и помолиться в этот день, – несправедливо. Из периодических изданий по количеству помещенных в них сказаний о замечательных благочестивых людях нашей родины следует особенно отметить духовные журналы: «Душеполезное Чтение», «Странник», «Русский Паломник», «Троицкие Листки», и некоторые епархиальные органы.
Из отдельных сочинений особенно необходимо отметить драгоценный «Месяцеслов» высокопреосвященного Димитрия, архиепископа Тверского, «Русские подвижники XVIII и XIX века» Поселянина, и др. Относительно всех таких нельзя не указать на общий их недостаток: древние подвижники везде называются, вместо: старец ― преподобный, вместо: святитель, мирянин, воин, юродивый – святый, праведный, что неудобно, ибо смешиваются через это неканонизованные с канонизованными святыми. Из листков особенно следует отметить те же «Троицкие Листки» – прекраснейшие и полезнейшие по своей общедоступности и задушевному изложению. И нельзя лишь не пожелать возможно большого и полнейшего распространения сведений о подвижниках и подвижницах благочестия по всему лицу великой Русской земли. Пусть чаще и чаще встают пред народным сознанием с юных его лет величавые образцы этих праведных мужей и жен, пусть с детства учится от них наш народ терпению скорбей. Пусть он взирает на этих светильников благочестия и подражает их благочестию. Ведь они, «верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, прогоняли полки чужих; жены получали умерших своих воскресшими; иные же замучены были, не принявши освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. Посему и мы скажем с Апостолом: «имея вокруг себя такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех, и с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на Начальника и Совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и возсел одесную Престола Божия» (Послание св. Ап. Павла к Евреям, XI гл. стих 33−40; XII гл., стих 1−2)1.
Источник: Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков : (С портретами). Март. - Репрод. изд. - Козельск (Калуж. обл.) : Введенская Оптина Пустынь, 1997. – 413 с. ISBN 5-86594-026-0